Русалка

Не мое.

Я часто приезжаю сюда.
Ещё мальчишкой, на велосипеде, ездил на этот старый пруд. Уже тогда, сорок лет назад, эти ивы были большими. Всегда ставил свой велик в развилке этого дерева, свешивал на него одежду, а обувь и носки прижимал к багажнику подпружиненной проволочной рамкой. И шёл купаться. Именно купаться, потому что никогда не умел плавать. Я и сейчас не умею. И вряд ли теперь научусь.
Но я всё равно приезжаю сюда при каждой возможности. Ставлю мотоцикл в тени той самой раздвоенной ивы, свешиваю на него черепаху, косуху, шлем, перчатки. И иду к воде. Сажусь на траву и часами смотрю на воду. И никогда не вхожу в неё.

Мне было девять или десять лет, когда впервые оседлал моторизованную технику. В один из дней того детского лета я в очередной раз приехал на пруд. Сидя на мелководье, играл с мальками, которые совершенно меня не боялись и подплывали вплотную. Вдруг послышался треск моторчика и по пыльной дорожке проехал мотовелосипед. Пацаны сперва промчались мимо, но на плотине развернулись и вернулись ко мне. Водитель заглушил мотор, спрыгнул с сиденья и, расставив ноги, удерживал свой двухколёсный экипаж, пока пассажир слезал с багажника. Потом он перебросил ногу через бензобачок и аккуратно положил мотовелик на траву. Пацаны подошли к берегу и встали не доходя до воды. Я смотрел на них и размышлял: что же у них на уме? Подраться? Отнять велосипед? Или тоже искупаться решили?
- Эй, пацан! Ты зачем залез в воду?
Вопрос вызвал у меня недоумение, но и успокоил одновременно — агрессии в нём не было.
- Купаюсь. А что?
- Пацан, тут нельзя купаться. Вылезай!
- Чё это нельзя? Вы что — купили это место?
Водитель развёл руками и закрутил головой так, словно услыхал самые нелепые на свете слова, а его пассажир, помоложе, примерно мой ровесник, крикнул:
- Пацан, выходи из воды! Там опасно!
- А вы драться не будете? — на всякий случай спросил я.
Тут они оба стали махать руками, словно собирались взлететь.
- Да вылезай же ты, чтоб тебе!..
Пожав плечами, я встал на ноги и побрёл к берегу, давя босыми ногами вязкое дно, ощущая, как прохладная грязь проходит меж пальцев. У самого берега я остановился и обмыл перепачканную донным илом задницу, лишь после этого вышел на сушу и вопросительно посмотрел на мальчишек, переставших, наконец, махать руками.
- Ну вышел, что дальше? Почему это мне тут нельзя купаться?
Мальчишка постарше, тот, что был за рулём мотовелика, сел на траву и внимательно посмотрел на меня.
- А сам не знаешь?
От друзей я не раз слыхал, что пацаны с Подсобки всегда лезли в драку с городскими, отбирали удочки у малышей, а то и велики. Сомнений в том, что эти двое с Подсобки, у меня не было никаких: младшего, Федьку, я знал по школе. Старшего тоже частенько видел проходящим по нашей улице, но как его звать — не знал. Поскольку ни тот, ни другой явно не собирались со мной драться, я пожал плечами и пошёл к своему велосипеду. Федька шёл рядом со мной и как-то испуганно заглядывал мне в лицо, словно у меня там третий глаз открылся.
- Ну что смотришь? Никогда людей не видел?
- А ты чё, правда не знаешь?
- Чё не знаю? — Я принялся натягивать на мокрое тело майку. — Что надо знать, чтобы купаться в пруду?
- Слышь, Саньк, он точно не знает! Сказать ему?
Старший пацан подошёл к нам и тоже посмотрел на меня изучающим взглядом.
- Ты с города же, ага?
- Ага.
- Тебя как звать?
- Аркаша.
Пацан протянул руку и представился:
- Саня.
Я пожал ему ладонь и совсем успокоился: раз познакомились, значит драться точно не будем. Надев трико, тут же промокшее от трусов, я принялся вытирать ноги носками, а Саня даже придержал меня за плечо, чтоб я не упал при этом.
- Аркаша, а ты раньше тут купался?
- Ага. Я всегда тут купаюсь. Вода тёплая. И мальки.
- Смелый ты.
- А чё бояться?
Надев кеды на сырые носки, я запихал незавязанные шнурки внутрь и подошёл к лежащему мотовелику. Это была старая-престарая «Рига», каких на ходу остались единицы.
- Аркаш, тут это… Тонут тут часто. Ну… кто в этом месте купается.
- А я плавать не умею. Я только по пояс захожу. Сажусь на дно и с мальками играю. А далеко от берега не хожу.
Федька обошёл мотовелик и снова посмотрел на меня, словно на какую-то неведомую зверушку.
- Аркаш, тут русалки же, ты чё, не знаешь?
Я едва не рассмеялся ему в лицо — что за ерунда?! Мне, советскому школьнику, пионеру, было совершенно дико слышать этот бред. Кто в наши дни вообще верит в русалок?! Эти пацаны с Подсобки — точно недоразвитые! И решил посмеяться над ними, упиваясь собственным превосходством.
- Знаю. Сто раз их тут видел.
Федька присел от испуга и дико вытаращился в сторону пруда.
- Видел?! Своими глазами видел?!
- Ага. Одну хотел за хвост поймать — вырвалась. Только чешуя в руке осталась!
Побледневший Саня принялся судорожно, рывками, поднимать свою «Ригу», опасливо поглядывая на меня. Мне очень хотелось прокатиться, но после всего этого разговора было бы неуместно просить покатать. Но, видя ненаигранное смятение на лицах пацанов, я набрался смелости и сказал:
- Саня, а дай прокатиться немножко? Я кружок по аллейкам и отдам!
Он посмотрел на меня с сомнением и спросил:
- А ты умеешь? Смотри. У меня тормоза слабые… Не боишься?
- Я?!
Нелепость последнего вопроса была для самого Сани очевидна: как я могу бояться, если русалку за хвост схватить не испугался?!
Он придержал мотовелик, пока я взбирался в седло, потом растолкал и когда мотор затарахтел, остановился, провожая меня взглядом.
А я, совершенно счастливый, впервые в жизни ехал на велосипеде, у которого не надо крутить педали! Душа моя просто пела от восторга и я готов был на радостях мчать и мчать вперёд, подставляя лицо ветру… Но, давши слово — держи. Я проехал круг по аллейкам, вернулся к Сане с Федькой и, отжав сцепление, как делал это сотни раз в мечтах, затормозил передним тормозом, подняв тучу пыли на дорожке. Пацаны подбежали ко мне, Саня перехватил сцепление, а Федя помог слезть на землю. Не глуша мотор, они попрощались со мной и, оседлав свою «Ригу», поехали куда-то через плотину. А я вытащил из развилки дерева свой старенький, обшарпанный «Салют» и, грустно крутя педали, поехал домой.
Сколько раз ещё с тех пор приезжал на это место — не сосчитать. В иные дни я умудрялся бывать на пруду дважды, а то и трижды: приеду, посмотрю и уезжаю. А потом становится скучно и еду туда снова!

***
Когда мне исполнилось пятнадцать, отец купил старенький «Ковровец». Я гонял на нём, падая и расшибая суставы; мать ругала меня и отца, но всё же я продолжал гонять. Порой доезжал до пруда, ставил мотоцикл в тенёк и купался. О русалках я уже и не вспоминал — ну какие русалки?! Бабки деревенские пугали своих внуков, чтоб те в воду не лезли, это ж коню понятно. А я-то тут при чём? С мальками я, правда, больше не играл, неинтересно оно мне в те годы уже было. А так как плавать я так и не умел, то развлекался тем, что ложился на мелководье на воду и ходил по дну руками, перемещаясь вдоль берега.
Через год, подзаработав денег на сборе урожая в той самой Подсобке и собирая и сдавая стеклотару, я, с отцова позволения, продал «Ковровец» пацанам и купил у соседа Иж 49. Осенью я его разобрал, за зиму нашёл нужные запчасти, а весной, с помощью отца покрасил его свежей чёрной краской, собрал, отрегулировал и начал осваивать вождение мотоцикла всерьёз, чтобы выучиться в ДОСААФ на права. Отец принёс откуда-то потрёпанную брошюрку ПДД и заставлял меня учить знаки и правила.
Получив права, я впервые приехал на пруд не один. Не с девочкой, нет! С лучшим своим другом. День был жаркий, мы пили с Ванькой в тенёчке «Яблочное», закусывали его плавленым сырком и периодически окунались в тёплую водицу пруда. В отличие от меня, Ванька, совершенно не умеющий ездить на мотоцикле, отлично плавал. И пока я барахтался на мелководье, он отплывал от берега так далеко, что я едва мог различить на воде его голову. Допив последние глотки вина, мы решили окунуться ещё разок и ехать кататься дальше. Ванька разбежался, нырнул и поплыл под водой от берега прочь, а я, как обычно, зашёл по шею и стоял, наблюдая за тем, как удаляется его голова. В какой-то момент мне показалось, что голов над водой две, но я списал это на действие «Яблочного» и не придал никакого значения. Возвращаясь, Ванька доплыл до меня, встал на дно и принялся крутить головой, словно ища что-то.
- Чё потерял, Вань?
- А ты не видел тут бабу?
- Нет. Какую бабу, Вань?
Он махнул рукой в сторону от берега и сказал:
- Там. Я плыву, смотрю — баба какая-то рядом плывёт. Я ей говорю: «Поплыли, мы тебя на мотике покатаем!» Она кивнула, нырнула… и всё. Я думал, она тоже сюда поплыла!
Я посмотрел на воду, подумал о том, что тоже видел, вроде бы, две головы. Но ни на воде, ни на берегу никого не было видно!
- Херня! Пошли, обсохнем, да ещё покатаемся, пока не стемнело!
Иван согласно кивнул и мы побрели к берегу, помогая себе руками, отталкиваясь ими от воды.
В тот вечер я счастливо избежал трёпки за то, что пил вино, поскольку отец пришёл с работы поддатый и матери было не до меня. Да и позже я не попадался, стараясь проветриться, закусить перед возвращением домой яблочком из садов подсобного хозяйства совхоза имени Мичурина, той самой Подсобки.

***
А после армии я купил в магазине совершенно новый Иж Планета Спорт. Отец настаивал на покупке машины, но на неё нужно было бы копить несколько лет, что меня совершенно не устраивало. Мать нудила, что я впустую выбросил деньги и надо было покупать мотоцикл с коляской… Мне было наплевать. Я хотел Иж ПС и я купил его!
На работе, а устроился я в АТП, проблем с бензином и маслами не было, деньги у меня водились, зарплата на КамАЗе была хорошая. Поскольку шоферить и бухать одновременно чревато, я не сильно увлекался вином. А вот погонять вечерком — это завсегда! Придя с работы и поужинав, переодевался в мотоциклетное и рассекал на своём ПСе по городу, только держись. Девки засматривались…
И вот, в одну из августовских пятниц, я с одной вот такой Леной приехал на своё место у пруда. Мы мирно плескались, пили вино, даже целовались. Но стоило мне чуть форсировать, как Лена напрягалась, щетинилась, обижалась и требовала отвезти её домой. Промаявшись так пару часов, я всё-таки довёз её до города, ссадил с Ижа и попрощался, а сам вернулся на пруд, разделся и пошёл купаться. Хмель и злость на несговорчивую девку сделали своё чёрное дело: я решил плыть! Плыл я по-собачьи, задыхаясь и захлёбываясь. Но упорно удалялся от берега!
И начал, что в общем-то и закономерно, тонуть. Мгновенно протрезвев, повернул к берегу и, отчаянно шлёпая по воде руками, в полной панике попытался вернуться назад. Где там! Берег казался просто недосягаемым. Наглотавшись воды и совсем выбившись из сил, я сделал самое глупое, что можно было сделать на моём месте: я решил поискать ногами дно. Погрузившись с головой под воду, но так и не нащупав дна, я отчаянно забил руками и ногами и… И утонул. Я совершенно отчётливо помню, как выпустил из горящих лёгких воздух и пошёл ко дну. Сознание покидало меня, помню лишь, что изо всех сил сжимал губы, чтобы вода не залилась в рот, но та упорно проникала через нос. Ещё смутно помню, как опустился на мягкое дно и в тот миг подумал: «Сука, теперь жалеть будешь!» Эта мысль была адресована той самой Ленке, что оказалась столь несговорчивой. И эта же мысль была последним, что я запомнил.
Если вы никогда не тонули и вас после этого не откачивали, то вам трудно будет меня понять. Но описать свои ощущения я просто не могу. И никто не сможет. Скажу лишь, что когда открыл глаза, то увидел… Да ничерта я толком не видел. Сколько раз потом пытался восстановить события того вечера — тщетно. Но примерно дело было так: меня выволокли на берег, откачали и долго били по физиономии, приводя в сознание. И привели. А я кашлял, блевал, стонал и плакал, возвращаясь к жизни. Вот что совершенно отчётливо помню, так то, что лежал на траве, мордой в собственной блевотине и глядел на травинку. И слышал, совершенно чётко и ясно слышал женский шёпот: «Завтра приезжай. Завтра! Я ждать тебя буду, приезжай».
Домой приехал уже за полночь. Мать вышла во двор со своим обычным ворчанием, я успокоил её, сказав, что был с девушкой на пруду, потом провожал, потом покатался и вот припозднился. Сильно была матушка удивлена, полагаю, тем, что я вообще что-то ей объяснял. Ночью пару раз просыпался в ужасе от того, что во сне снова тонул. А под утро, часов в пять, встал и вышел во двор. Сел на крыльцо, да так и просидел до самой утренней зари. День прошёл за какими-то домашними хлопотами — то отцу в гараже помогал, то матери на огороде…
А вечером приехал на своё место на пруду, поставил Ижа на подножку, подошёл к самой воде и сел на траву. И сидел, почти неподвижно, больше часа. Её голова показалась над водой метрах в пяти от берега. Лишь лёгкий всплеск послышался. Она втянула воздух ноздрями и негромко сказала:
- Привет.
- Привет. Я пришёл.
- Молодец. Боишься?
- Нет.
Она приблизилась, плавно рассекая воду шеей. Я видел, как её руки двигаются под водой, видел, как стелятся её длинные волосы. Приблизившись, она снова глубоко вздохнула и тихо спросила:
- Ты что, совсем не умеешь плавать?
- Ага! В детстве так и не научился, а сейчас…
- Дурной. Ты же умереть мог.
- Мог, — согласился я.
- Это из-за той девушки?
- Нет. Просто пьян был и зол. Вот и сделал такую глупость. Почему ты спасла меня?
Она усмехнулась и посмотрела по сторонам. Потом подняла над водой руки и поманила меня пальцами.
- Иди ко мне. Не бойся, тут не глубоко.
- Не-а. Не боюсь, но и не пойду.
Она рассмеялась.
- Дурак. Раз спасла, не буду же теперь топить, неужели так не понятно?
- Скажи — зачем вытащила?
- А если скажу? Подойдёшь?
- Да.
Русалка как-то поёжилась, меняя позу под водой, приподнялась. Стали видны её плечи, волосы легли на грудь, поднявшуюся над водой. Она показала пальцем в сторону ивы и смущённо проговорила:
- Я хочу прокатиться.
Я поднялся, снял ботинки, носки, джинсы. Вошёл в воду и, подойдя вплотную к ней, протянул руки.
- Идём.
- Нет. Наклонись, я обниму тебя за шею.
Я наклонился, она обвила меня руками; подхватив её шершавое, чешуйчатое тело, я выпрямился. И понёс на берег.
- Мне это… обуться надо. Я босой не заведу мотор.
- Ну посади меня под ивой.
Я опустил её на землю и выпрямился.
- Не смотри, — сказала она, пряча хвост в развилке дерева, — не надо, пожалуйста!
Обтерев ноги носками, я надел штаны, обулся и подошёл к Ижу. Скинул на траву каску и перчатки, вынул ключ и вставил в замок. Включил зажигание и дрыгнул кик-стартер. Мотор громко зарычал, чпокая выхлопом на подсосе. «Как же её везти? Свалится же», — подумалось мне. Подойдя к русалке, я сказал, немного запинаясь от волнения:
- Это… я тебя того. Впереди себя, ладно? Ну… ты того. Хвост так свесишь сбоку. Хорошо?
- Хорошо.
Она протянула вверх руки и я увидел её грудь, выскользнувшую из-под волос. Нормальную такую девчачью грудь, с розовыми сосками. Поменьше Ленкиной, но вполне себе ничего! Наклонился. Она обняла меня за шею, я подхватил её тело снизу, думая при этом, что вот как-то странно — нежить и совсем не холодная почему-то. Усадив её на переднюю часть сиденья, показал, где держаться руками, чтоб не мешать мне. Затем оседлал Ижа сам, взялся за руль и толкая ногами, снял мотоцикл с подножки. Русалка тихо взвизгнула, повернулась ко мне и обняла за тело.
- Можно я за тебя буду держаться?
- Можно!
Я отжал сцепление, включил первую передачу и плавно тронулся с места. Мы катались по тополёвым аллеям, разделяющим сады Подсобки на участки. Тропки, протоптанные меж деревьев, местами были вздыблены корнями, местами пересечены канавками от весенних ручейков, поэтому ездил я небыстро. Русалка, первое время стискивавшая меня руками изо всех сил, постепенно освоилась, сдвинула ту часть тела, где у женщин попа, свесив её с сиденья и довольно ловко балансировала в поворотах хвостом, помогая мне не терять равновесие. А вскоре она уже восторженно взвизгивала на каждой кочке, на каждой ямке и задорно смеялась.
- Ещё! Давай ещё! А можно поскорее ехать?!
- Можно!
Я уже совершенно не боялся, что моя необычная пассажирка сорвётся или сделает что-то, что приведёт нас к падению. И совершенно свободно вваливал по прямым, закладывал Ижа в повороты… Солнце спряталось за горизонт и в наступающих сумерках я начал подумывать, что мы всё-таки сильно рискуем, гоняя по аллеям.
- Давай выйдем на дорогу? Там… ну там можно ездить, не боясь шлёпнуться. Мне-то не страшно, а тебе… Ну не стоит девушке с мотоцикла падать, больно это.
- Конечно! Давай, поехали!
Я вырулил на грунтовку, по которой ездили совхозные трактора и грузовики, по ней доехал до бетонки, ведущей от Подсобки к городу и там ввалил на всю железку! Русалка кричала дурниной от восторга, смешанного со страхом, иногда она стискивала мне грудь так сильно, что я едва дышал…
Так мы и мотались меж городом и садами, пока не стемнело окончательно. В почти полной темноте, разрезаемой светом фары, мы подъехали к раздвоенной иве, возле которой так и валялись на траве моя каска и перчатки. Найдя нейтраль, я заглушил мотор и упёрся широко расставленными ногами в землю. Русалка прижалась ко мне всем телом и замерла, словно не желая расставаться.
- Ну что? Понравилось?
Она молча кивнула и подняла лицо, глядя мне в глаза. Я смотрел на неё и никак не мог понять: она выглядела совсем юной девчонкой, но в неверном свете Луны её лицо казалось ликом древней скульптуры какой-то богини. Она была юной и древней одновременно. Я осторожно обнял её, поглаживая по голой спине, запустил пальцы в густые, длинные и прямые волосы. Потом опустил лицо к её голове и потянул носом. Волосы русалки пахли свежим ветром! Она чуть отстранилась и лунный свет упал на её грудь. Не в силах совладать с собой, я погладил её сперва по одной, потом по второй. Русалка тихо засмеялась и прошептала:
- Смелей. Ты не обидишь меня лаской.
- Я… прости. Это выше моих сил.
Она снова засмеялась и впилась в мои губы поцелуем.
Это безумие длилось и длилось, Луна смотрела с небес на наши объятья и поцелуи и стыдливо пряталась за облачка. А мы жадно сжимали друг друга в объятиях и стонали от неистовых поцелуев… В какой-то момент рука моя скользнула вниз по её спине и пальцы не нашли там чешуй. Я не сразу понял, что то место, что свисало с сиденья мотоцикла перестало быть нечеловеческим! Под моей ладонью была совершенно нормальная женская попа! Ошеломлённый этим открытием, я откинулся назад и дико вытаращился на сидящую передо мной русалку. Она звонко рассмеялась и сказала:
- Это благодаря тебе случилось чудо. Смотри — у меня есть ноги!
Она спрыгнула с мотоцикла и, отбежав на несколько шагов, повернулась ко мне лицом. Руками собрала волосы и закинула их за плечи, демонстрируя себя во всей своей красе. Её грудь, живот и даже небольшой треугольник светлых волос на лобке были мне прекрасно видны. Русалка снова рассмеялась и начала танцевать и кружиться в лунном свете. Я зачарованно смотрел на это чудо и боялся даже пошевелиться, чтоб не спугнуть его, не прогнать невзначай это прекрасное видение.
- Ты… ты прекрасна!
Она приблизилась и погладила меня по щеке своими тонкими пальцами.
- Спасибо тебе. Я знала, что если спасу тебя, ты принесёшь мне это блаженство. И я счастлива, что так получилось. Молчи! — Она положила мне на губы пальцы. — Не говори ни слова. Сейчас я уйду в воду. Да-да. И мы с тобой больше никогда не увидимся. Ещё немного потерпи, пожалуйста…
Она снова обняла меня, крепко прижалась и потёрлась щекой об мою щёку. Я наклонил голову и поцеловал ей плечо. Она тихо ойкнула и прошептала:
- Поцелуй меня. Крепко-крепко поцелуй. Обними сильно-сильно и отпусти.
Я стинул её в объятиях, поцеловал и опустил руки. Русалка погладила меня по губам пальцем, улыбнулась и, отпрянув назад, метнулась в воду. Я услышал громкий всплеск. Затем ещё один, потише. И её голос:
- Прощай!
Я повернулся к воде и в свете Луны увидел взметнувшийся над водой хвост. Огромный рыбий хвост.

***
С тех пор прошло много лет.
Нет больше ни садов, ни аллей. Да и сама Подсобка превратилась в пригород, застроенный коттеджами.
Я давно женат, мои сыновья выросли и у старшего есть уже и свой сын… Но я всё так же люблю ездить на мотоцикле. Мой Харлей Дэвидсон знают все байкеры нашего города и его окрестностей — ни у кого нет на байке аэрографии с русалками и чешуёй. И я всё так же вожу грузовики. Далеко не езжу, но свой федеральный округ исколесил на сто рядов из угла в угол.Я люблю свою Ленку. Люблю сыновей и души не чаю во внуке. Люблю стариков-родителей, тихо доживающих свой век в старом нашем доме. И навещаю их так часто, как могу. Люблю свою работу. И где-то в самой глубине сердца храню любовь к той чудесной русалке, что не просто спасла мне жизнь, но и научила любить её, ценить каждый день, каждый миг жизни. И сквозь всю свою жизнь пронёс любовь к ветру, бьющему в лицо, когда мчишься верхом на двухколёсной машине, урчащей мотором.
И всякий август я стараюсь приезжать на своё место на пруду. И каждый раз ставлю мотоцикл в тени старой раздвоенной ивы. И сижу на берегу. И жду.

Rumer.