Ирбитский ипподром

Моя мотоциклетная юность, да и детство, были естественными для Ирбита. Нас рано садили за руль М 72, а далее Урала. Мы рано узнавали, зачем двигателю клапана, а поршню зазор. Мы рано знакомились с ГАИ, ну и так далее.

А отличаться хотелось. Помню эти желания с мопеда, когда на улице у парней было три- четыре мопеда одной марки. Волнами город наполнялся «Ригами», «Пензами», «Верховинами». Наверное, объяснение этому снабжение городов, чем мода на модели. Моду делали пацаны: то глушителем бомбочкой, то убиранием щитков, то вилками и, естественно, рулями. Естественно, я был подвержен этим течениям, но это носило общий характер, а хотелось того, чего вообще, ни у кого и нигде не было.
С малолетнего возраста меня водили на мотоциклетные соревнования, которые являлись всенародными городскими праздниками. Мы ходили через весь город пешком, автобусы все были переполнены. Заполненная людьми улица уже поднимала волнение, а появление звука опаздывающего спортивного мотоцикла приводило нас в восторг. Особо мне нравились гонки на ипподроме. Это особая страница города и даже роман. Мне вряд ли дано раскрыть этот феномен, я только раскрою, как он влиял на меня.
Феномен заключался в том, что команда Ирбитского мотозавода по шоссейно- кольцевым гонкам постоянно выигрывала чемпионаты СССР, не имея не только своей трассы, но и куска асфальта для тренировки или пробы мотора.
Я заслушивался байками, как ирбитчане со вторыми разрядами надирали «задницы» заслуженным мастерам спорта из Прибалтики. Более дипломатично об этом писали и в газетах, и в журнале «За рулем» в шестидесятых годах. Из рассказов бывалых выходило, что приехали «колхозники» в Европу «побухать», с похмелья выкатились на незнакомую трассу, увязались за местными, чтобы не заблудиться, ну и обогнали их на финише.

Фото из журнала «За рулем».
Ипподром в Ирбите естественно был предназначен для бегов на лошадях. Более того дорожка ирбитского ипподрома особо ценилась среди наездников и позволяла получать какие-то невероятные рекорды. Это сообщество никак не хотело мириться с мотоциклетными пришельцами, но и сопротивляться было бессмысленно. Мотоциклы на ипподроме появились не только в Ирбите, они появились по всей стране. С массовым развитием мотоспорта произошел их захват. Зрелищность способствовала этому захвату.

Фото из журнала «За рулем».
Появились классы 125, 175, 350 и 750 с коляской; все по моделям мотоциклетных заводов страны советов. Мне нравились все классы, все мотоциклы. К нам приезжали гонщики из Каменск-Уральского, которые потом становились чемпионами Союза. У нас проводили чемпионат России, и я видел лучших гонщиков, лучшие мотоциклы.
А вот мест для зрителей не хватало, и поэтому нас пускали вовнутрь кольца. Для меня это было очень здорово. Я находился и у старта, и на поворотах, и в конце прямых, где самые максимальные скорости, где даже сфотать невозможно. С появлением у меня фотоаппарата интерес к мотогонкам усилился. Вот одна из первых моих фотографий, где я наложил два снимка разных кругов одного заезда вместе. Брак конечно, но почему-то я его сохранил, а сотни других пропали.

Находиться внутри овала было интересно и тем, что можно было наблюдать за жизнью закрытого парка. Как настраивались мотоциклы, как делали пробы по специальной закрытой дорожке. Туда не пускали, но мы, мальчишки пролезали за эти ленточки, где-то подальше от милиции и не пускающих, наслаждались «отжогами», рождали кумиров, а потом неистово болели за них.
— Мой одиннадцатый!
— А мой третий!
— А третий касторки перелил, коптит как паровоз.
— Ты сам паровоз! Вон смотри, уже догоняет, сейчас сделает твоего на повороте!
— Ага, сделал? Первый, мой первый идет!

Мы никогда не оставались на награждение. Мы к этому времени были переполнены эмоциями. Возвращались домой через весь город, более часа ходьбы, и все это время у нас не закрывались рты.
— А твоего переставило, он почти по забору.
— Ага, а дядьки с забора попадали…….ха-ха.
Шли, разговаривали с незнакомыми, все были в теме. Ирбит весь жил этой гонкой. У взрослых были серьезнее разговоры.

— А что, Подкорытов не Ирбитский?
— Был наш, а сейчас за Каменск гоняет.
— Чупин, Подкорытов,……
— Мы болеем за него. А он каменский!
— Все равно наш, родители же в Ирбите. На гонку не пошли, волнуются.
Мы с парнями слушали дядек, переглядывались, лыбились. Мы шли в Подкорытово. Это была то ли деревня, то ли улица, которую поглощал мотозавод. Деревня была прижата мотозаводом к реке, и мы были то ли деревенские, то ли городские. Четверть фамилий в деревне были Подкорытовы, поэтому нас просто распирало, когда Подкорытова объявляли по громкоговорителю.
Деревня Подкорытово на то время стремительно меняла статус, но в город не превращалась. Если наши деды работали в колхозе, то родители на заводе. Если городские наши друзья в выходные ходили в парк и кино, то мы со своими родителями «убивались» в огромных огородах. Треть года я жил в городе, а две трети в деревне. Если городские парни имели увлечения в кружках, клубах, гаражах, то мы имели безграничную свободу. Всего и не расскажешь, но для темы одно направление свободы раскрыть надо, это мопеды.
У подкорытовских пацанов в двенадцать, пятнадцать лет у всех были мопеды. Родители покупали их нам, верив в безопасность забавы. В город мы не ездили, тогда милиция мопеды отбирала, мы ездили в луга. Через мост и катай по отличным луговым дорогам. Весной всю пойму лугов заливало, проходило своеобразное очищение. Громадная территория была отведена под пастбища и покосы. Дороги, накатанные рыбаками на мотоциклах и колхозниками тоже на мотоциклах, для мопедистов были идеальными. Рыбачить, купаться, просто кататься: — все на мопедах.
Вот теперешний снимок из космоса наших мест. Ну! Как тут не кататься?

В кармане свечной ключ с семейником и на весь день в луга, пока голод не заставит вернуться. А еще бензин и поломки. Чинились часто, и в лугах в том числе. Мастерской у нас во дворе не было, вернее мастерской был весь двор. Запчасти и части мопедов могли быть везде, даже в загоне для уток. Чинились коллективно, но с возрастом я предпочитал уединяться. Мне не стало нравиться понятие:- «Как у Всех». Моя «Пенза» черного цвета с движком Д-6 стала менять свой облик. Долго ли длился период «тюнинга» мне не вспомнить, но в конце концов меня потянуло на «кастом».
Вот фото не моего, но что-то близко:

Тогда не было таких слов, да и влезание в заводскую конструкцию считалось варварством. Поэтому просто так самовыражением ни кто не занимался. Другое дело спортивный мотоцикл — разрешено все, ну почти все.
Ограничивало отсутствие сварки, а то бы меня было не остановить. На завод не попасть, выездные монтажники только по договоренности родителей. А они на мои кастомовские увлечения смотрели отрицательно:
— Раму изрезал? Да мы покупать тебе вообще ничего не будем.
— Пап. Мне бы заварить. Договоришься, когда «монтажники» на выезде будут?
— Мать пусть тебе нитками сшивает. Ты чем-то думаешь, когда режешь?
Каким-то образом, разваленное «железо» возвращалось в мопед, удивляя или раздражая «специалистов». А мне быть во внимании уже было интересно.
И вот. После очередного чемпионата на ипподроме мне пришла в голову мысль о пятидесятикубовике для гонок на ипподроме.
Седуху узкую, длинную (мама помогала) — вниз, почти на заднее колесо, руль короткий ниже. Фары, крылья долой. Убрал педальный привод – заводить в толкача. Подножки в зад. Посадка у меня была как будто я на ипподроме в середине прямой.
Доволен? Не то слово. Счастлив. Не все меня понимали, но принимали отлично.
Однако прошла неделя, другая и мой гоночный вид приелся на общих покатухах. Более того меня старались все обогнать, и в этом у них было удовольствие. А каково мне, когда и обгоняли?
— Мотор, надо мотор делать, что бы всех. Но и так все поджато.
Книжки читать не охота, да их и не было, а вот слухов о бесконечных возможностях двухтакников в руках классных механиков было бесконечно много.
— Каналы пилить надо, каналы.
Рассказывали о целой гильдии мастеров из Каменск-Уральского, которые пилят моторы для кросса, для ипподромных гонок, для шоссейно-кольцевых гонок. А некоторые умельцы могли так настроить мотор, что он на два или три круга на ипподроме мог выдать в два раза больше мощности, чем обычно. Много разговоров было о таинственном «молибдене»:
— Смазал поршень молибденом и без масла на заезд хватает.
— А масло что, хуже смазывает? Как молибден добавляет мощность?
И вот мы снова на ипподроме, снова у закрытого парка. Если где-то вскрывают мотор, мы туда, пытаемся уловить тайные действия механиков.
— Где этот молибден?
— А ты смотри, сколько каналов перепускных, по четыре с каждой стороны цилиндра.
— Вай!
— Пошли отсюда, шпионы ирбитские!
Махнул на нас механик. Надо сказать, механики и гонщики намеренно подогревали интерес к технической тайне. Пугали друг друга новыми решениями, секретными материалами, заграничными присадками для спирта. Про топливо вообще ходили легенды, поэтому на выезде на старт стоял судья с чайником и наливал всем одинаковые порции.
— Смотри, вон у «24»-го на раме вроде краник стоит. Он наверняка его потом тайно откроет для своего топлива.
-Пошли на выход с виража, скорее всего там будет открывать.
Мы рвем на выход из первого поворота, нам уже не интересен старт, сам поворот, мы одержимы тайной «24»-го.

И так весь день мы находимся в технически спортивном тонусе. Время от времени из «закрытого парка» раздается басовитое рявканье — это Уралы. Они напоминают о приближающемся финале дня, а кому-то о самой сущности сегодняшних соревнований. Со временем рявканье учащается, а порой сливаясь в один общий рев.
— Старт! Слышите?
— Какой старт? Еще у «350» два заезда.
Но нервы не выдерживают. Мы бежим на старт, где не протолкнуться, пробиваемся, успеваем на предпоследний старт «Ижей». Хоть и возбужденно провожаем сорвавшиеся мотоциклы, но гонку уже не отслеживаем. Мы в ожидании «колясок». Толпа народа у старта увеличивается, что затрудняет наши движения. К Уралам уже не пробраться, и на старте место не потерять. Начинается ожидание. Громкоговорители борются с ревом двигателей, выдавая непонятную информацию то ли про предстоящий заезд, то ли про победителей прошедшего заезда. Меняются зрители, звучат знакомые фамилии кумиров, появляется слово «экипаж», «экипажи».

Выезд на старт — целая церемония. Мы обсуждаем, кто и как выезжает, какие позы занимают колясочники. Есть какие-то «приближенные», которые выходят на дорожку и разговаривают с водителем. Кто говорит, что это тренер, кто говорит, что это генерал с ДОСААФа, кто-то назвал его конструктором. Последнее мне нравится больше всего, и для меня придает значимость процедуры.
Взрывают моторы, прилегают гонщики к металлу, и … Далее мне не рассказать, потому как позднее и сам стартовал на этих Уралах, правда только в мотокроссе.
А я с соратниками уже на вираже:- «Вот они красавцы, смотрите!»

Заезд потихоньку уравновешивает пролетающих экипажей и затихает, а там уже новый рев армады рвет звуком воздух: — старт!
— Поехали!
Ждем их на вираже. Крики болельщиков опережает гонщиков.
— Валя давай!
— Ши Цы Пин!
— Кто? Это кто? Ши Цы – это кто?
Спрашиваю я дядьку в штанах, жующего папиросу.
— Это парни китаец, только наш китаец, Валька Шипицин с Двадцать четвертого.
С Двадцать четвертого? Это уже авторитет. Вот они на подходе. Тянем шеи навстречу звуку, и …

— Слабаки! Рекорд Веньки ему не взять!
-Ты чего дядя?
Мужик в штанах было накидывается на более старшего дядьку в пиджаке, но узнает знакомого и начинается спор про какого-то Вениамина, рекорд скорости. Мне интересно, но все разговоры прерываются: — снова проходит вираж четыре экипажа.
— Плотно идут. Будут на финише разбираться.
— Дядя, какой рекорд?
Я ставлю в ступор дядьку в штанах. У него видимо «пролетевшие» гонщики унесли всю его память с собой. А дядька в пиджаке мне чуть растолковал:
— Рекорд ипподрома 36 секунд Губин Вениамин поставил в 59-ом году. В пятьдесят девятом! Сейчас шестьдесят девятый, никто побить не может. Десять лет ни кто, слабаки.
Дядька озадачил меня и моих подкорытовских друзей, но очередной взревевший заезд нас снова увлекает гонкой, фамилиями, стремлением все заснять на фото.
Сейчас я думаю:
— То ли я снимал тогда? В рассказе больше использую чужих фото, свои слабые. Вот бы фото тех дядек, рассказавших про рекорд, механиков с Каменска, пробы, когда гонщик без шлема. О Вениамине естественно забылось. Но жизнь удивительна, она свела меня с рекордсменом Губиным совсем в другом аспекте и в другое время.